Мой друг, вот тебе и исполнилось семь лет. Ты больше не младенец, а отрок, способный во многом сам отвечать за свои поступки, мысли и желания. И значит, настало время открыть тебе тайну семи таинств.

Мы с тобой христиане. А все христиане - воины. Воины Господа нашего Иисуса Христа. И папа, и мама, и даже старшая сестра и бабушка - все мы воины Христовы.

Тот кто верит в Бога и старается жить по заповедям - тот принадлежит к Его дружному войску. И ты тоже.

Как воины, мы призваны защищать свое Небесное Отечество и воевать с врагом рода человеческого, с дьяволом, который всячески пытается повергнуть нас, ранить или взять в плен.

Наша война длится ни день, ни два и даже ни год, а всю жизнь: нам надо постоянно выбирать между добром и злом, охранять наши мысли, чувства и желания от всего дурного и не совершать плохих поступков. А чтобы мы не унывали, имели силы на сражения в этой войне и надеялись с Божией помощью одержать над врагом победу, у нас есть особые дары, которые дает нам Господь.

Эти дары мы получаем из церковных Таинств.

Таинство - это священнодействие, через которое Сам Бог являет нам Свою благодать. Через Таинства Господь укрепляет, лечит и вдохновляет человека. Чаще всего Бог делает это невидимо для нас, таинственным образом. Но даже если порой глаз ничего не замечает, через таинство душа всегда получает помощь и силу.

Святые говорят, что все, что происходит в храме - таинство - потому что храм это дом Божий. Однако церковь выделила семь основных таинств, как самых важных для человека в его жизни. Это крещение, миропомазание, покаяние, причащение, елеосвящение, брак, и рукоположение.

Таинства совершает Сам Господь через Своих соработников - священников и епископов Православной Церкви.

ТАИНСТВО ПЕРВОЕ: ПОСВЯЩЕНИЕ В ВОИНЫ

Знаешь ли ты, мой друг, как рыцарь становится рыцарем? Он проходит особое посвящение.

Посвящаемый преклоняет колени перед своим сеньором, тот кладет ему на голову меч и будущий рыцарь дает присягу верности. Затем сеньор облачает рыцаря в доспехи, вручает ему воинский меч и щит и нарекает его своим рыцарем.

Так и мы в таинстве Крещения сначала смиренно преклоняемся перед Господом, отрекаемся от всего дурного и даем обещание служить только Богу. Затем в крещенских водах мы смываем с себя все грехи и получаем новую одежду - белые одеяния христианина, то есть чистую незапятнанную душу.

Священник крестообразно срезает наши волосы, в знак того, что отныне мы принадлежим Богу, мы Его воины. Затем батюшка дает нам поцеловать наш духовный щит - крест и надевает его нам на грудь. Батюшка вручает нам меч - молитву, чтобы мы ею сражались во время боя. И нарекает нас именем одного из святых, то есть воинов, с победой вышедших из войны. Так мы становимся частью войска Христова.

Святое Крещение - самое первое таинство в жизни любого христианина. Только крещеный человек может участвовать в других таинствах.

ТАИНСТВО ВТОРОЕ: ПЕЧАТЬ ДУХА СВЯТОГО

Сразу после Крещения обычно совершается второе таинство - миропомазание. Священник тоненькой кисточкой ставит специальным ароматным маслом - миром - кресты на лбу, глазах, ушах, носе, рте, груди, руках и ногах человека. И каждый раз произносит: «Печать Духа Святого…». Так он нас, только покрещенных, чистых и безгрешных запечатывает. Это наши латы, броня против ударов врага. Если мы сохраним свои органы чувств, сердце и разум от всего дурного - никто не сможет повредить нашей душе.

Крещение и миропомазание совершаются только один раз в жизни. Поэтому эти таинства особенно важны. О них необходимо помнить и постоянно проверять - не запачкал ли я свою одежду крещения нехорошими мыслями, не повредил ли латы миропомазания дурными делами? Остался ли я верным воином Своему Господу?

ТАИНСТВО ТРЕТЬЕ: ЛЕЧЕНИЕ ДУШИ

Если ты вдруг увидишь, что твоя броня повредилась неосторожным словом или поступком, если почувствуешь, что заболела душа от какой-нибудь обиды, тебе нужно срочно залатать свои латы и излечить душу покаянием, чтобы враг не сумел ранить тебя сильнее.

Покаяние - это лечение души.

Когда у нас царапина на руке - её сразу видно. Царапину на душе разглядеть труднее. Но если её во время не залечить - она может стать большой раной.

На исповедь мы приходим как на прием к врачу. Перед крестом и Евангелием мы рассказываем Самому Богу о своих ранах, царапинах и синяках. И Он через священника врачует нашу душу, отпуская наши грехи.

Однако необходимо помнить, что покаяние только тогда действенно, когда мы полно и искренне доверились Богу. А если мы что-то утаили от Него, то это лекарство нам не поможет, увы! Ведь если у тебя раздуло щеку от зубной боли, а ты врачу говоришь, что тебя укусила оса, он пропишет тебе примочки, тогда как помочь тебе может только новая пломба. Поэтому на исповеди надо быть честным и ничего не скрывать от священника.

Мы начинаем исповедоваться с семилетнего возраста. В отличие от двух первых таинств к таинству покаяния можно прибегать так часто, как это нужно.

ТАИНСТВО ЧЕТВЕРТОЕ: СОЕДИНЕНИЕ С БОГОМ

Духовная война - очень серьезное поприще. И каждый воин должен знать, что один он ничего сделать не сможет. Для того чтобы сражаться и побеждать ему нужна помощь Бога.

«Сим победиши!» - император Константин услышал эти слова и увидел крест во сне перед сражением. Он нанес изображение креста на все щиты в своих войсках, и война была выиграна.

Одолеть врага возможно только с Богом. Потому так важно для нас таинство Причащения.

В этом Таинстве под видом хлеба и вина мы причащаемся Тела и Крови Самого Бога, тем самым таинственно соединяясь с Ним и со всем Его войском - с Церковью.

Причащение - это таинство таинств. Сам Господь установил Евхаристию на Тайной Вечери, предлагая Своим ученикам вкусить Его Тела и Крови и разделить с Ним его долю.

Через таинство Причащения Господь дарует нам силы бороться со злом и совершать добро.

Святые отшельники всю неделю ждали с нетерпением воскресного дня, чтобы приобщится Святых Таин. И нам надо так же ждать и готовиться к принятию Христовых Даров. Чтобы причаститься не в осуждение, а во здравие души и тела.

ТАИНСТВО ПЯТОЕ: ЕДИНСТВО ДУШ

Не хорошо человеку быть одному - сказал Господь в раю. Одному воину очень трудно сражаться - ему нужна и человеческая поддержка и забота. Сейчас у тебя есть мама и папа, сестра, бабушка - они тебе помогают. А когда ты вырастешь постарше, тебе нужен будет и близкий друг и помощник.

Господь создал мужчину и женщину, чтобы они помогали друг другу. Так, твоя мама - помощница папе, вместе им намного легче и радостнее идти к Богу - у них семья.

Семья- это малая церковь. Во главе любой семьи стоит Господь.

В таинстве брака - Господь благословляет новую семью. Венчаясь, молодые становятся единым целым. Отныне они всю жизнь будут вместе и в счастливое время и в горе. Они будут помогать друг другу.

Однако не все выходят замуж или женятся. Есть такие люди, которые выбирают особый путь - путь монашества. Это воины специального подразделения: спецназ нашей Церкви. У них нет своей семьи, и всю свою жизнь они посвящают Одному Богу.

ТАИНСТВО ШЕСТОЕ: СОРАБОТНИКИ ХРИСТА.

Помимо монахов - духовного спецназа, есть и другие люди, которые постоянно служат Богу и Его Церкви. Это духовенство, соработники Христа.

К духовенству относятся все священнослужители - диаконы, священники и епископы. Они выполняют роли командующих в воинском полку. Диакон - лейтенант, священник - капитан, а епископ - генерал.

Священнослужители своей доброй жизнью должны показывать пример всем остальным. Поэтому на этот пост Господь ставит самых лучших и смелых воинов.

В таинстве рукоположения епископ возлагает руки на голову человека, и Божия благодать поставляет его либо в диаконы, либо во священники или во епископы. А весь народ в церкви поет «Аксиос!» то есть подтверждает - этот человек достоин данного сана.

В этом таинстве девочки и женщины участвовать не могут, ведь священнослужителями становятся только мужчины. Потому что духовенство (священник и епископ) во время богослужения являет собой образ Самого Христа.

ТАИНСТВО СЕДЬМОЕ: ВРАЧЕВАНИЕ ТЕЛА

У каждого воина помимо духовных ран случаются телесные болезни.

Господь посылает нам болезнь по разным причинам. Чтобы мы и отдохнули от поля боя, и смирили свой пыл, а может, и чтобы уберечь нас от какой-либо большей беды.

Бывает, что болезни приходят от великого возраста.

Таинство елеосвящения дается человеку для врачевания его тела и души. Это таинство еще называют соборованием, потому как обычно его совершает собор священников или епископов в количестве семи человек.

Во время таинства семь раз читаются различные места Евангелия, где говорится о врачевании, и семь раз елеем - то есть освященным маслом, смешанным с вином, - помазываются лоб, глаза, рот, уши, руки и ноги больного.

Елеосвящение часто в храме проводят Великим Постом. Считается, что благодать Божия через это таинство покрывает забытые неисповеданые грехи, таким образом, врачуя не только тело, но и душу больного.

Вот такие семь таинств существуют в нашей церкви, мой друг. Часто мы не можем объяснить на словах, но чувствуем душой в таинствах присутствие Божие. И это чувство близости с Господом - пускай будет нашей общей тайной, мой дорогой маленький воин.

Тайной семи Таинств.

Это был он.

Поседевший. Высохший. С острыми морщинками у глаз.

Он почти не изменился. Только стал ещё прозрачнее. Воздушная борода серебрила худое лицо. Тонкие кисти рук - маленькие, белые, словно птенцы голубей - взлетали к небу и снова прятались в золотых тканях облачения.

Батюшка служил Литургию неспешно, вдумчиво. И совсем не замечал её. А она, обняв маленькую дочку, прислонилась к колоне и смотрела на священника, не находя возможным оторвать свой взор.

Есть в жизни такие встречи, которые нельзя предугадать, спланировать. Нельзя их и избежать. Как в физике, беспорядочно движущиеся атомы, в один момент сталкиваются друг с другом, образуя новое соединение. Так порой нас сталкивает Бог. Чтобы мы перестали быть раздельными атомами, а стали цепью, связью, членами Одного Тела. Чтобы мы научились любить.

Ей было чуть больше двадцати. Она только пришла к вере и молилась о духовнике. Для этого она ездила в ближайший монастырь, к раке святого. Около раки они и встретились.

Он прошел, как проходят другие монахи, ничем не примечательный, среднего роста, в черной мантии, приложился к мощам, повернулся уходить, и нечаянно бросил взгляд на неё. Она не смотрела по сторонам, молилась, как все новоначальные, напряженно, вглубь, но в тот момент отчего-то подняла глаза. И они встретились.

Нет, это была не искра, не напряжение, не зов. Ничего подобного. Один миг, и всё стало просто и ясно. Этот человек - твой отец. - пришла мысль. - Он всё про тебя знает.

Монах вышел из храма. Она пошла за ним.

На улице он остановился перекреститься, она взяла у него благословение. Вот и всё.

Она не бегала к нему на службы, сломя голову. Она не ходила с любым недоразумением к нему за советом. Но каждую субботу она ждала после службы, когда он наденет епитрахиль и поручи, и вставала в длинную очередь исповедующихся.

Ей казалось, он намного её старше. Немногословный, сдержанный. Он никогда не давал целовать свою руку, и после исповеди благословлял, осеняя голову крестом.

За год она похудела, утончилась, выросла, и он благословил её ехать в монастырь. Спасаться.

Это был небольшой монастырь с молодой игуменью и юными сестрами. Она прожила там осень и зиму, на праздники отправляя ему письма, а к весне заболела. Заболела тяжело и затяжно. Прошло лето. Наступила осень. Зима.

Что случилось? Где она сделала ошибку? Она не знала. Только в один день она поняла, что лжет сама себе, а больше всего - Богу. Что она очерствела, перестала чувствовать, рассуждать, замкнулась в себе. И что больше всего ей хочется снять платок, и босой пробежаться по траве. И ожить, и услышать в себе забытую музыку женственности, нежности и любви. Она каялась, терзалась, корила себя. А Бог смотрел на неё с иконы, Он не требовал оправданий. Он - понимал. И устраивал её дальнейший путь, посылая новую Встречу. С молодым человеком.

Страшнее всего было ехать к нему на исповедь.

Он был строг и говорил отчужденно. Он говорил, что тот, кто хотел посвятить себя Богу, даже если не принял монашеских обетов, не будет счастлив в миру. Что что-то непременно случится. Что лучше уехать, бросить, оставить всё. Что выше монашества ничего нет.

И она слушала, наклонив голову, смущаясь, скорбя, безсловно стеная. Впервые она чувствовала, что оголив всю душу, она словно нищий, стучится у закрытых дверей и мерзнет от холода осуждения. Её не понимали и не принимали.

Я люблю. - сказала она, когда сказать уже было нечего.

Он покачал головой. И после исповеди - не перекрестил её голову. Это означало одно - уходи.

И она ушла. Осиротевшая.

Это действительно был он. Но что он делал в этом провинциальном храме? И зачем снова столкнул их Бог?

После службы он надел епитрахиль и поручи, и она как раньше встала в очередь.

Он не выдал себя. Не дрогнул. Не побледнел. Только глаза потеплели.

Твои? - спросил про детей.

Венчалась?

Помолчали.

Батюшка. - начала. - я поняла Вас теперь. Я поняла, что монашеская жизнь, правда, выше, она иная, чем замужество, но и в семье…

Он прервал её слова кашлем. Она запнулась.

Ей хотелось сказать, что у неё замечательный муж и дети, хоть она и плохая жена. Что и в семье - есть Бог. Хотела открыть, как после венчания, когда муж притянул её к себе, затрепетала мысль: «Господи, огради от скверны…», а скверны не было. А была нежность, забота и доверие. Абсолютное доверие двух людей, связавших друг друга воедино. А потом беременность, роды. И снова - среди хаоса боли и страха - присутствие Божие. Так что, она, нагая не замечала докторов-мужчин, и не было в ней ни тени стыда или замешательства. Потому что Бог прикрывал наготу роженицы благодатью. Ей хотелось рассказать о первых днях материнства, о мудрости глаз новорожденных, о детской наивности и чистоте. Но она промолчала, вдруг явно ощущая, что нельзя сказать. Нельзя. Иначе - смутишь. Он же - монах. Монах.

Ну теперь рожай. Хотя бы шестерых. А лучше двенадцать. - улыбнулся в бороду.

Она устало кивнула.

Помолитесь, батюшка.

И это было не то, что на душе. Вряд ли она родит шесть, тем более десять! Многочадие - это тоже призвание, это - крест. Не все могут его понести. Не всем он и дается. Жена спасается чадородием, сказал апостол Павел, и добавил, если пребудет в вере, терпении и любви. У неё - слабые силы. Сможет ли она в вере, терпении и любви пребывать, рожая, рожая, рожая, воспитывая? Как-то у староверов она слышала поговорку: «Держи жену босой и беременной», чтобы не могла сбежать, чтобы не опомнилась. Не задумывалась. Смирялась.

Когда-то она думала, что в христианстве есть идеал, и к нему всем надо стремиться. Если ты - монах, то уходи в пустынь, если мирянин - плоди и размножайся. Но Бог не хочет от нас жизни по выдуманной нами матрице спасения. Нет такой матрицы у Него. Потому что Он - и есть жизнь. А жизнь - это не что-то узкое, ограниченное нашими пониманиями, это не идеал, возведенный на пьедестал человеком. Жизнь - течет, жизнь - меняется. Однако, жизнь же, как Бог - неизменна. И она, в своей многогранности, требует от человека только одного - честности. Честности перед самим собой. И перед Богом. «Ходи предо Мной, как Адам ходил в раю, не прячься в кусты. Если прячешься - грех в тебе живёт, оживает». А всё остальное - мишура.

Она заглянула ему в глаза. Да нет, не настолько он её и старше или это годы скрашивают разницу в возрасте? Усталый. На лбу светиться голубая прожилка - вена. Неожиданно она почувствовала в себе не дочерние, а материнские чувства. Жалостивость. И - благодарность. И боль отступила. Открылась душа.

Батюшка, - сказала тихо. - простите меня.

И ты меня прости. - еще тише произнес священник.

Накрыл епитрахилью. Разрешил грехи. Перекрестил её голову.

Детей воспитывай в вере! - сказал напоследок.

Она кивнула, смягченная, любящая. Любимая.

Она шла из храма, одной рукой толкая вперед коляску со спящей дочкой, другой - держа за палец сына. Она шла, не о чем не думая. Только вертелись в голове слова, складываясь в музыку, тихую, ясную, простую: «Бог не в буре, не в землетрясение, не в огне. Бог - в легком дуновении ветра».

Почему эти слова пелись в её душе? Неведомо.

Я держу в руках миниатюрную простоволосую блондинку с накрашенным лицом, в мини-юбке.

Что это? - удивляюсь.

Это мне папа подарил! Барби! Классная правда? - радостно делится Наташа.

Наташка приехала ко мне в монастырь в свои осенние каникулы. Она - моя племянница. Ей девять лет. Конечно, я её очень ждала. Ведь можно сказать, Наташку я вынянчила. У сестры семейная жизнь с самого начала не клеилась, и я возилась с Наташкой - младенцем, Наташкой - карапузом, Наташкой-первоклашкой. Таскала её повсюду с собой. А как стала в храм ходить - и Наташку с собой брала. Она - ничего, терпеливая. Помню, ей лет пять было, мы на службе стоим, она маленькая такая, мне по пояс наверное, стоит тихонечко, крестится серьезно. А я её в макушку целую, как сама наклоняюсь, перекрестясь. Она глазенки поднимает, улыбается. Хорошо нам было тогда. А потом - я уехала уехала в другой город, затем — в монастырь. Сколько лет прошло? Три года?

Наташка выросла, почти с меня ростом теперь. Волосы отстригла по-модному. Ногти вон накрашены. Что же с ней там без меня сделали?

Эта кукла - ужасная! Ужасная. - говорю я раздраженно.

Что ты? - пугается Наташа. - Дай, пожалуйста. Это же папин подарок!

Наташка тянет свои руки к кукле, и я вижу у неё на глазах появляются слезы - Ну, Анечка, - просит. - ну отдай, ну пооожаааалууйста.

Не отдам не за что. Будешь в такую играть - сама такой станешь. - завершаю я безжалостно и ухожу с куклой из комнаты Наташи.

Наташка опускает руки и с ревом утыкается в подушку своей кровати.

Мы с мать Евдокией - смыли краску с Наташиных ногтей - у сторожа Мишки ацетон просили. Платок на Наташку темный одели. Юбку подлиннее. Книжки все её фантастические выбросили. И каждый день кропим мою племяшку святой водой - чтоб всех духов мира из неё повыветривать. Наташа вопросительно глядит на наши действа и молчит.

Барби теперь живет в моем шкафу. И каждый раз, открывая дверцу шкафа, я вижу её безнравственный наряд, распущенные золотые волосы и укорительный взгляд. Я стараюсь не смотреть на куклу. Но отчего-то всегда смотрю и мне всегда становится стыдно. Я гашу в себе это неприятное чувство и закрываю дверцу шкафа.

Наташа перестала уже просить меня вернуть ей куклу - только теперь она почти не разговаривает со мной. А если и заговорит, то называет не Анечка, как всегда, а как-то иначе. Я даже не сразу понимаю, что она обращается ко мне. Она вновь долго смотрит и повторяет свое отстраненное «тетя». Мне не по себе от такого обращения. Впрочем, это даже хорошо, что так - не должно будущему монаху к родственникам прилепливаться. И сама начинаю звать свою Наташку строго - Наталья.

В субботу приезжает батюшка. Мы Наталью готовим к Причастию - девочка ведь непременно должна причастится пока она в монастыре. И я с нею причащусь. Как когда-то.

На службе Наташка стоит понуро. Платок сбивается на голове. Я поправляю платок и прошу её следить за свечами в храме. Она кривит нос. Видно - служба ей дается с трудом.

Голова болит - подходит она ко мне во время кафизмы.

Ничего! Сейчас помазание будет. И пройдет голова. - отрезаю я.

Я хочу домой. - неожиданно признается она.

Чего-это?

Я устала.

Это искушение. Терпи.

Я устала. Я хочу к маме.

Иди на исповедь к батюшке.

Я не хочу. Я его не знаю. Я боюсь.

Тут с ней случается истерика, она закрывает лицо руками и выбегает из храма.

Я иду за ней.

Она лежит ничком на своей кровати.

Я хочу домой, домой, домой. - повторяет она самой себе.

Ты что? - дотрагиваюсь я до её плеча.

Анечка, не надо. Оставь меня одну.

Я тянусь за святой водой, чтобы окропить разбушевавшуюся племянницу.

Не надоо - вскакивает Наташа - не надо, Анечка.

Я обильно брызгаю её водой - всю с ног до головы.

Она, мокрая, снова закрывает лицо руками.

Ма-а-а-мочка, спаси меняяя! - слышно сквозь рыдания.

Я стою рядом и не знаю, что мне делать. Мне хочется обнять её, сказать что-то доброе, ласковое, как прежде поцеловать в макушку, но я не обнимаю, не целую, не говорю. Я напряженно молчу, поджав губы и с неведомой мне самой жестокостью смотрю, как рыдает моя Наташа.

Хватит. - наконец, решаюсь я. - Я верну тебе куклу.

Наташа притихает. Поднимает от подушки голову.

Я верну тебе куклу, если ты сегодня исповедуешься, и завтра мы с тобой причастимся вместе. А потом приедет мама и заберет тебя домой.

Взгляд её начинает светится надеждой. Она поворачивает ко мне заплаканное лицо.

Хорошо. - шепчет она.

Мы возвращаемся на службу.

Я не знаю, что говорит на исповеди Наталья, но священник как-то странно смотрит на меня. И в конце исповеди говорит: «Наташа, твоя племянница… она - славная девочка! Будь с ней помягче.». Я киваю. Снова колит совесть. Но я гоню её. Вздор! Я же - хорошая тетя.

Кукла глядит на меня с полки шкафа. Я достаю её. Разглядываю её правильные черты лица, распутываю золотые волосы. Расправляю складки на юбке. Она могла бы быть красивой, кукла эта, если бы одеть её по-скромнее, волосы спрятать под платок. Смыть косметику… Но стоит ли тратить силы? Все же такие куклы придумали специально, чтобы испортить наших детей.

Я беру куклу, спускаюсь в подвал, где Миша кочегарит на ночь печь и бросаю в пламя Наташину Барби.

В воскресение утром мы причастимся. И я скажу племяннице, что кукла потерялась.

И только тогда пойму, что сожгла накануне не Барби, а любовь, веру и доверие близкой мне и очень родной девочки Наташи.

Они стояли посреди храма, взявшись за руки. Ему на вид лет 75, небольшого роста, с белой бородой, открытым лицом и улыбающимися глазами. Ей – 70, хрупкая, миниатюрная с длинной седой косой из-под пуховой беретки и с добрым взглядом.
День выдался солнечный и на стенах храма играли золотые блики.

«Как хорошо у нас в храме!» - выдохнул он. «Хорошо!» – эхом отозвалась она. Они огляделись и только тогда заметили меня у свечного ящика. «Как хорошо в этом храме!» – уже громче, обращаясь ко мне, сказал он. И вместе, всё также держась за руки, они подошли к ящику.
«Это наш храм!» - сказала она. Он продолжил – «Меня здесь крестил о. Петр». Она добавила: «а потом он нас здесь венчал!» «Да! – подхватил он– правда, мы уже лет 30 были женаты…» «и даже – она улыбнулась - успели двух сыновей вырастить».«Они были на нашем венчании!» - с городостью сказал он. «Да!» - улыбнулась она, вспоминая. «Даже не верится, уже прошло двадцать лет с тех пор, даже больше!» - он наморщил лоб. «Нам в этом году – пятьдесят!»- поделилась она со мной, и лучезарная сеточка морщинок вокруг ее глаз осветила ее лицо и даже как будто его лицо тоже. «Золотая свадьба!» «Уж внуки переженились – у нас их пятеро…И прошли мы вместе огонь и воду!» - он расправил плечи. «Ну ничего, Слава Богу!" - сказали они вместе, а затем вместе замолчали и взглянули друг на друга. Потом оба – на меня. И снова улыбнулись.

«Мы здесь редко бываем – живем с детьми, а тут пришли – наш храм открыт!» «Да!» «Я пойду свечей поставлю возле нашей иконы!» - он взял за ящиком три свечки и вопросительно посмотрел на супругу. Она кивнула.

Когда он немного отошел, она шепотом спросила меня: «А у Вас… есть…Адам?» Я удивленно подняла брови. Она объяснила: "Моего мужа зовут Адам,редкое имя! Я бы хотела подарить ему что-нибудь из этого храма. Когда мы еще здесь очутимся? Может быть икону его святого…»

Икону праотца Адама мы не нашли,только открытку с изображением Райского Сада. Она была довольна. «Да, это Сад. Очень красивый. Спасибо Вам!» - она взяла открытку, положила ее в сумочку, попросила еще несколько свечей и пошла к своему супругу.

Они вместе еще походили по храму. Крестились подле икон, что-то вполголоса друг другу говорили, зажигали свечи. Напоследок снова остановились в центре храма, взялись за руки. Кивнули. Улыбнулись мне. И вышли.

А в храме как будто после каждения пахло ладаном, на стенах играли солнечные блики, и я еще очень долго сидела и думала об этой удивительно светлой паре и Райском Саде. И вдруг радостная мысль – догадка мелькнула в голове. Конечно, это невозможно, но все же…Я же не спросила как ее зовут…А вдруг…конечно, вряд ли, но
вдруг…? Да и при том, какая разница, даже если это не так, суть то та же…Ведь если ОН – Адам, ОНА – непременно должна быть Евой…Правда ведь? Я улыбнулась.

ЧТЕНИЕ

БАБУШКИНА ИСТОРИЯ

БОТИНОЧКИ